Отправлено: 22.01.10 16:34. Заголовок: 33 армия. 13 августа - 7 сентября 1942 года. (продолжение)
Первая часть данной темы находится в закрытом разделе
Наступательная операция, проводимая 33 армией в рамках летнего наступления (30.07.42 - 15.09.42) Западного и Калининских фронтов. Многострадальная тема, но информации становится больше и буду по чуть-чуть выкладывать.
КОТОВ ВИКТОР ФИЛИППОВИЧ за эти бои получил орден "АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО"
В отношение ордена. "Красное Знамя" конечно по статусу выше "Александра Невского", но орден "АН" был учрежден только 29 июля 1942 и являлся малым "полководческим" орденом СССР. Вполне желанная награда того времени для командиров бригад. Не думаю, что Котов обиделся. Теперь другое. И Котов, и Задорожный, как командиры танковых бригад, к 24 августу достигли некоторых успехов (вернее единственных), но бригады понесли сильные потери и были наполовину выбиты.
Памятник этому парню на склоне алферовского оврага как символ боев 18 танковой бригады в 10-ых числах августа. Он был пулеметчик Т-34 и погиб 15 августа 1942 в атаке на Алферово. И не только он один. И не только 15 августа.
Отправлено: 02.12.10 14:16. Заголовок: Давайте немного лите..
Давайте немного литературы. Часть представленных материалов взято с форума "Поугорье". (Косте спасибо и надеюсь он не обидется). А.М. Соболев "Разведчики уходят в поиск". Автор был в 1941-42 начальником (заместителем) разведовательного отдела штаба 33 армии, начальником штаба 17 стрелковой дивизии.
Глава "ВСТРЕЧА С ЭКЗАМЕНАТОРОМ. 17-Я ДИВИЗИЯ ПОМОГАЕТ ЮГУ".
Покуда мы, разведчики, изобретали способы захвата «языка», а наша армия вела оборонительные бои, лавина фашистских полчищ двинулась к Дону, к Волге, к Кавказу. Лучше всего мы помогли бы войскам на юге, если бы сковали как можно больше сил врага. Для этого необходимо было не только удерживать те дивизии, которые уже вели бои, но и заставить гитлеровцев перебросить на наш участок резервы. В июле все дивизии армии провели разведку боем. Специально выделенный батальон выбил противника ночной атакой из сильно укрепленного пункта Масаловки. Другой разведывательный отряд врезался в фашистскую оборону севернее деревни Карцово, третий — около Буркова. Разведка боем принесла много важных сведений о противнике. Стало ясно, что в полосе нашей армии действуют только две германские дивизии. Для организации контратак врагу требовалось пять-шесть часов. Контратаки проводились без поддержки танков. Не чувствовалось артиллерии усиления. Вывод из всего этого напрашивался один: фашисты оставили здесь строго ограниченное количество войск — только для обороны. Западный фронт принялся готовить ряд частных наступательных операций. Активная роль отводилась в этих операциях и 33-й армии. Разгромить врага против правого фланга и наступать на Гжатск, навстречу другой армии, действующей с севера, — такова была наша боевая задача. В первых числах августа в состав нашей армии прибыли 7-й гвардейский стрелковый корпус, три танковые бригады и артиллерийские части Резерва Главного Командования. Наступление готовили, опираясь на боевой опыт. Войска выдвигали к линии фронта только глубокой ночью. Днем же сотни машин с привязанными к ним сзади деревьями уходили от линии фронта в тыл, к Медыни и Боровску. Эти машины поднимали такую пыль, что подойти к дороге было невозможно. Гитлеровские самолеты-разведчики кружили над дорогами, наблюдая за «продвижением войск» на восток. Десятки бомбардировщиков жестоко бомбили подозрительные леса с ложными скоплениями войск. А в это время к передовой скрытно подтягивалась артиллерия, создавались запасы снарядов. Саперы прокладывали новые дороги, а по ночам снимали свои и вражеские мины. И вот долгожданный день начала наступления. Я получаю задание выехать в один из полков 222-й дивизии, которым командует Иван Федорович Лисовский, чтобы изучить вражескую оборону, что называется, в действии. На командный пункт приезжаю рано утром тринадцатого августа. Высоко в чистом небе назойливо кружит вражеская «рама» . Почти над самым лесом, возвращаясь с задания, с шумом пролетают «петляковы». Где-то вверху слышится то нарастающий, то затухающий рев моторов, пулеметные очереди. Это ведут бой истребители. Они забрались очень высоко: самолеты видны, только когда попадают в лучи солнца или тащат за собой к земле шлейф черного дыма. В 6.15 начинается артподготовка. Почти полтора часа грохочут орудия, воют снаряды. Фашистские позиции заволакивает пылью и дымом. Там — сплошной грохот, но и в нем явственно выделяются взрывы новых реактивных мин М-30. Противник почти не отвечает. Наша артиллерия вызывает неподдельный восторг. Да, это не то, что было год назад! Славно потрудились советские ученые и инженеры-артиллеристы, славно поработали оборонные заводы. Растет огневая мощь Красной Армии. Время работает на нас. Это неоспоримо... Капитану Лисовскому звонит командир батальона: — Первая рота убежала с позиций! Вот так новость!! Наблюдательный пункт командира полка на высоком бугре. Внизу узкой извилистой лентой течет Истра. Мощные взрывы реактивных мин вызывают на воде мелкую рябь. Там, близ реки, из глубоких ходов сообщения, соединяющих траншею с ложем Истры, выбегают перепуганные люди. Они ищут укрытий — одни ложатся, другие бегут дальше, за реку. Мы с военкомом полка бросаемся навстречу первой роте: — Куда? Это же наша артиллерия! Испуг проходит мгновенно, как мгновенно и начался — Чего испугались? — Как чего? — отвечает за всех младший лейтенант. — Наши окопы всего в полутораста метрах от немецких. Началась артподготовка. Мы — в укрытие. От взрывов земля ходуном ходит, стенки окопов осыпаются— будто рушатся. Ну и побежали... — Через десять минут — в атаку. Скорее занимайте свои места! Бойцы быстро скрываются в ходе сообщения и исчезают в туче пыли. Огонь нашей артиллерии переносится в глубину обороны противника. Танки и пехота идут в атаку. Разрушена вся первая траншея врага и прилегающие к ней блиндажи. Там уже никто не сопротивляется. Взвод младшего лейтенанта Кокарева (он объяснялся с нами по поводу паники) в блиндажах за первой траншеей берет в плен двадцать семь гитлеровцев. Все пленные контужены, у многих из ушей и носа течет кровь. В глубине вражеской обороны атакующих встречает плотный огонь. Пехотинцы и танкисты несут потери. Нужна артиллерия. На подмогу снова приходят реактивные мины. Наступление продолжается. Наши войска убедительно продемонстрировали врагу свою силу. После этого гитлеровцы вряд ли подумают о переброске резервов на юг. Может, даже решат возвращать те части, что уже сняты... Хочется попутно рассказать о некоторых эпизодах и встречах, характерных для нашей армии того периода. Обстановка на Западном фронте летом сорок второго года мало чем напоминала ту, которая была там же год назад. Но многое из того, о чем писал Корнейчук в пьесе «Фронт», еще цепко держалось в армейской жизни, мешало полной перестройке армии на новый, победный лад. За несколько дней до наступления у начальников отделов штаба армии появились заместители. Я теперь стал именоваться заместителем начальника разведывательного отдела по вспомогательному пункту управления (сокращенно — поВПУ). Заместитель начальника штаба по ВПУ полковник Зарако-Зараковский приказал мне приготовиться к поездке на вспомогательный пункт (ВПУ должно было взять на себя управление правым крылом армии). По пути мне и майору Толканюку, заместителю начальника оперативного отдела, предстояло выяснить, почему отстает 50-я стрелковая дивизия (накануне она вошла в нашу армию и действовала на самом правом фланге, но по непонятным причинам почти не имела продвижения, хотя и наступала). В штабе дивизии настроение было мирное. Радикулит приковал к постели ее командира генерала Н. Ф. Лебе-денко. Адъютант комдива направил нас к начальнику штаба майору Марченко. По приглашению хлебосольного майора мы попали к нему на обед. На окне я увидел книгу «История военного искусства». Книга знакомая! Сколько раз читанная-перечитанная в академии... — Это — собственность полковника Десятова, — пояснил Марченко. — Поверите ли, он ее от корки до корки назубок знает! Сделает шаг — ссылка на Македонского, сделает второй — на Цезаря. Сейчас Десятое замещает командира дивизии, руководит боем. Он наэнпе. Полковник Десятов — один из моих преподавателей. И я, естественно, решил немедленно повидать его, почерпнуть полезное, поделиться своими думами и послушать мнение своего учителя. На наблюдательный пункт я поехал один по разбитой лесной дороге. Ехал и улыбался: наверное, у него все по уставу. И конечно, вспоминал прежние встречи с ним. Весной сорок первого слушатели нашей группы готовились к сдаче экзаменов по истории первой мировой войны. Мы взяли обязательство иметь по группе средний балл четыре и две десятых. Вечерами собирались в зале истории военного искусства, тренировались у схем, разбирая отдельные операции. Экзаменовали нас трое. Генерал-лейтенант Корсун— непридирчивый и справедливый человек, охотник задавать дополнительные вопросы, как правило, связанные с событиями на русско-турецком фронте. Генерал-майор Кузнецов — остроумный, находчивый лектор, знаток первой мировой войны и ее участник. И подполковник Десятов, у которого получить пятерку было так же трудно, как выиграть сто тысяч. Мы, народ опытный, знали, что Десятов терзает подолгу, и заранее распределили роли. У Десятова должны были экзаменоваться трое слушателей, в том числе и я. Вопросы билета были мне хорошо знакомы: сражение на Марне, Сарыкамышская операция на русско-турецком фронте и военно-политические итоги первой мировой войны. Пользуясь схемами, я отвечал спокойно и обстоятельно. — Мастерски ответили, — резюмировал подполковник, поправляя большие очки в роговой оправе. — Отлично, товарищ капитан, отлично. А что вы скажете о Мемельской операции? Я подошел к схеме и столь же уверенно рассказал об общей обстановке на северо-западном фронте, раскрыл замыслы сторон, остановился на ходе и итогах операции. Десятов кивал, а я млел от восторга. Потом подполковник перелистал мою зачетную книжку и задал еще вопрос: — Перечислите главные операции кампании тысяча девятьсот пятнадцатого года на русско-германском фронте. Я затрепетал. Будь схема, я бы выкрутился. Но схемы не оказалось. Какие же там были кампании? Августовская и Праснышская операции. Отход русской армии из Польши... Горлицкий прорыв... Карпатская операция. Подполковник поморщился: — Мм... Это верно, но вы забыли о хронологии... Когда началась и когда закончилась каждая операция? Пятерку я все же получил. Но далась она мне с большим трудом. Пришлось выпрашивать еще один билет. А друзья потом подтрунивали: «Битву экзаменатора со слушателем следует отнести к разряду классических...» Вот и НП Десятова. Полковник сидит на раскладном стуле у столика, и перед ним — не верю глазам своим! — схема сражения у Камбре (было такое сражение во Франции в 1917 году). Как бы очнувшись от глубокого сна, Десятов рассеянно смотрит на меня. — Вы из штаба армии? Ах да, из штаба армии. За обстановкой? Дайте вашу карту, оператор быстро нанесет... Что за напасть! Офицер, исполняющий обязанности командира дивизии, руководит боем по схеме сражения у Камбре, командира из штаба принимает за «сборщика обстановки»... — Простите, товарищ полковник. Вы, очевидно, не поняли. Я заместитель начальника разведывательного отдела штаба армии. — Ага, ясно! Разведчика ко мне! — ни к кому не обращаясь, кричит Десятов. — Военный совет поручил мне выяснить, почему дивизия третьи сутки топчется на месте? Полковник медленно складывает схему. Под ней обнаруживается карта, слава богу, не семнадцатого, а сорок второго года. Не стану передавать короткий диалог со своим бывшим экзаменатором. В тот момент мы с ним поменялись ролями — я теперь спрашивал, а в ответ слышал нечто невразумительное. Мысли полковника витали среди теней Самсонова, Мольтке, Жоффра. Еще полтора года назад он беспощадно бичевал этих генералов. А генералы-то сыграли с Десятовым злую шутку — взяли его в плен... Побывав вместе с разведчиками на передовой, я понял, что боем просто-напросто не руководят, что полки распыляют свои силы на второстепенные задачи. С тяжелым сердцем возвращался я к генералу Лебеденко. Майор Толканюк, побывавший в другом полку, тоже не мог сообщить ничего приятного. Слушая нас, Лебеденко морщился от боли: — Вот поправлюсь, за все сам возьмусь. Тогда рванем! Сколько раз так бывало в гражданскую... Напрасно Толканюк пытался деликатно убедить генерала, что нынче для успеха в бою мало одного боевого порыва. — Сынки мои, кого вы учите? Вы под стол пешком ходили, когда я за Советскую власть воевал. Для вас война в диковинку, а я ее — как свои пять пальцев... Вечером в самых мягких выражениях мы доложили полковнику Зарако-Зараковскому о боевых действиях полков. От выводов воздержались: первое впечатление может оказаться не совсем точным. Нам разрешили побыть в дивизии еще несколько суток... Но на другой день — вызов в штаб армии. Не заходя в отдел, направляюсь к полковнику Киносяну. — Приехали? — встречает меня Киносян. — Отлично! Военный совет назначает вас начальником штаба семнадцатой Краснознаменной стрелковой дивизии. Ваш предшественник, полковник Садов, надолго вышел из строя, а дивизия ведет бои. Не возражаете? Ну и хорошо. Народ вам знаком, дивизия сформирована из бывших ополченцев Москворецкого района. Теперь дерется не хуже кадровой. Я доволен. Наконец-то! Будет теперь дело погорячей и посложней. До сих пор мне приходилось лишь давать советы — порой удачные, порой неудачные, а потом я только наблюдал, как их выполняют. Теперь советовать, вернее приказывать, будут мне, а я буду воевать! Много ли времени надо для передачи дел заместителю по ВПУ? Ермашкевич мигом принимает дела. Борис, старый друг, прощается со мной с грустью, мне тоже на минуту становится печально, но радость сильнее! Потом наступает раздумье — не ошибаюсь ли, оставляя штаб? Не потому, что в штабе безопаснее — от опасности я не прячусь, а потому, что больше возможностей выбирать, больше самостоятельности. По новому мосту, построенному саперами, переезжаю I через Истру. Позади остается первая позиция бывшей полосы обороны немцев. Всюду следы нашего мощного (артиллерийского удара. В низинах большие воронки от разрывов «ванюш». Воронки уже наполнены водой. Ва-1ляются повозки, машины, орудия. Во многих местах видны указатели с надписью: «Мины». С шоссе, идущего от Юхнова на Гжатск, поворачиваю в сторону и еду по обочине километра четыре. Впереди лес, там командный пункт 17-й дивизии. Дорога проложена по просеке. Синеватая дымка застряла в вершинах громадных деревьев. Пахнет гарью, взрывчаткой. По краям глубоких воронок свежевывороченная земля. На маленькой елочке болтается носовой платок. Невдалеке — забытый кем-то топор. Везде следы поспешного переезда. Несколько ремонтников копаются в искореженных остатках наших автомашин: отбирают годные детали. Один из красноармейцев отвечает на мои расспросы: — Штаб только что снялся. Ну и бомбежка была! Прямым попаданием разнесло автобус дивизионной газеты. Бумаги летели выше леса... А штаб — в соседнем лесу. По следам найдете. Штаб нахожу на большой поляне. Саперы рубят лес, строят штабные блиндажи с перекрытиями. Связисты на скорую руку подвешивают провода. По осанке и жестам среди офицеров выделяется молодой майор. К нему обращаются больше всего: он тут старший. Около майора три человека с картами, вблизи, на пне, пишущая машинка. К толстой ели привязан телефон... Фамилия майора Иванов. Он начальник химической службы дивизии. — До сих пор саперный батальон не отрыл окопы для роты химической защиты, — возмущается Иванов, не успев даже толком познакомиться..— Прошу вас, как начальника штаба, принять срочные меры! Майор Иванов стоит передо мной в весьма независимой позе. Окружающие настороженно ждут: как поступит новичок. —- Действительно безобразие, если рота химзащиты не укрыта, — твердо говорю я. — Даю срок сутки. Проверю. А саперов не получите. Начхим обескуражен. Остальные офицеры явно на моей стороне. Похоже, к майору тут относятся не очень сердечно. Нахрапистых в армии не любят. Командир дивизии генерал Селезнев — на наблюдательном пункте. Связываюсь по телефону и прошу разрешения прибыть лично. Генерал предлагает мне пока знакомиться со штабом, а вечером обещает поговорить. Мне показывают блиндаж. Мой новый блиндаж. В нем я буду находиться вместе с военкомом штаба.
Саперы набрасывают поверх перекрытия землю. Плотники прилаживают ступеньки, сбивают дверь. Спускаюсь по ступенькам вниз. Тусклый свет еле освещает через небольшое оконце узкий, короткий, без сруба блиндаж. На вбитых в землю кольях — доска от широкого ящика. Это стол. К концу дня все чаще появляются командиры с папками. Некоторые приносят заготовленные по шаблону донесения: «Авиация противника нанесла бомбовый удар. Дивизия — в прежнем районе. Бои не вела. Пополняла запасы». Растолковываю одному капитану, что такое донесение не дает штабу армии ни малейшего представления о положении дел в дивизии и предлагаю переписать донесение. Капитан не успевает отойти, как его обступают другие офицеры с папками. Начинаются, должно быть, разговоры насчет новой метлы и чужого монастыря, в который со своим уставом... Дело известное. Сам толковал о том же, когда прибывали новые начальники. Донесения, сводки и другие документы читаю внимательно, но стараюсь не придираться... Однако общим фразам, вроде «пополнялись личным составом», «восстанавливали боеспособность», — объявляю войну. Этого требует дело. Помаленьку нахожу общий язык с командирами. Много существует способов вынудить начальника подписать документ, который его не устраивает. Можно выждать, пока начальник куда-нибудь заторопится и не сумеет вникнуть в суть; можно перехватить его на коду, когда он занят другими делами, или выждать момент, когда у начальника будет хорошее настроение. Самый же верный способ — докладывать тогда, когда истекает время и уже нежелательна любая переделка. Этот прием считается запрещенным, как в боксе удар в нижнюю область живота. Судя по документам, с которыми я успел ознакомиться, этим запрещенным приемом пользовался только начальник химической службы майор Иванов. В представленных им сводках и донесениях почти невозможно было докопаться до смысла. Приезд генерала Селезнева прерывает мой натянутый разговор с Ивановым. Комдив оказывается немолодым, очень приветливым человеком. — Познакомились со штабом? Своим заместителям представлю вас, как только соберутся, — с доброй улыбкой баском воркует генерал. — Что нового в армии? Как развивается наступление? Склоняемся над картой. Докладываю, что весь фронт армии продвинулся на десять — пятнадцать, а местами — на двадцать километров, что противник несет большие потери. — А как дела на Волге и Дону? — интересуется генерал Селезнев. На этот вопрос отвечаю, ссылаясь на информации разведывательного отдела штаба фронта. Данные однобокие, только о противнике, но и по ним можно судить о напряженности сражения. — Чем же мы, в сущности, помогаем нашим друзьям на Юге? — спрашивает командир дивизии. — Многим, товарищ генерал. До нашего наступления перед нами оборонялись всего две дивизии, авиация появлялась редко. Теперь же разведка отмечает целых пять пехотных дивизий, до сотни танков и четыре авиационных полка. Пленные двух дивизий показывают, что их соединения перебрасывали на юг, но с дороги вернули к Вязьме. — Очень хорошо! Правда, будет нелегко, но Югу поможем. Придется наступать. К нам присоединяется военком дивизии Сировский. Над развернутой картой склоняемся уже втроем. В который раз с сожалением убеждаюсь в очень узкой оперативно-тактической осведомленности командиров-войсковиков. Они знают сводки Совинформбюро, чрезвычайно скупо сообщающие о ходе боев на всем фронте. Знают, что творится перед фронтом своей части или соединения. А что происходит у соседей, — как правило, неизвестно. И не потому, что этим не интересуются! Просто такие данные негде взять. За год войны мы еще не преодолели эту «узость». Получен приказ продолжать наступление в северном направлении. Сложна боевая задача дивизии. Надо форсировать реку Ворю и прорвать оборону противника у шоссе Юхнов — Гжатск. Наступая затем вдоль шоссе, предстоит овладеть деревней Шатешей, безымянной высотой юго-западнее Тупичино и захватить рубеж Шарапово — Юртово. Как пишут в штабных документах, «глубина задачи» — одиннадцать километров. В полосе наступления обороняется пехотный полк, усиленный тридцатью танками и дивизионом артиллерии. Полк окопался, на более опасных направлениях прикрылся проволокой, минными заграждениями. Правее нас пойдут в наступление две стрелковые бригады, а левее — 30-я гвардейская дивизия. В блиндаже тесно и душно. Мы заседаем в просторном шалаше, накрытом сверху брезентом. Я на непривычном председательском месте. Готовим боевой приказ, приказ по тылу, разрабатываем таблицы, планы, распоряжения по разведке, по противотанковой, противовоздушной и противохимической обороне, одно и то же переписываем в разные документы. Растут кипы бумаг... Расходимся на рассвете. А уже через несколько минут вместе с группой командиров штаба дивизии едем в 30-ю гвардейскую — согласовывать наши действия. При разработке таблицы смены частей предусматриваем все, чтобы обеспечить четкие ориентиры для сменяющихся. Мало мы все же занимались до войны обучением подразделений и их командиров всем тонкостям боевой службы войск. Мне, например, задачу смены частей на боевых позициях пришлось решать впервые. А это — проблема не из легких. Генерал Селезнев собирается на рекогносцировку. Он будет выслушивать решения командиров полков, организовывать взаимодействие. Мне поручено связаться с командирами танковых бригад и вместе с ними ждать генерала вечером, у деревни Балмасово. Есть еще время заняться текущей работой начальника штаба: «Зачислить в списки и на все виды довольствия», «Полагать налицо», «Исключить из списков и снять со всех видов довольствия», «Для пользы службы»... Немало и таких дел накопилось за несколько суток. Но возиться с бумагами так и не довелось. Один из сильных артиллерийских налетов пришелся и по нашему командному пункту. Прячемся в укрытие. За три минуты свыше сотни взрывов. После грохота и треска — мертвая тишина. Выждав несколько минут, выбираюсь наверх. Поваленные деревья. Под ногами словно перепаханная земля. В двадцати шагах большая воронка. Люди пока в укрытиях. Потерь нет. Спешу на встречу с танкистами. Почти одновременно со мной к назначенному месту подъезжает полуторка. В кузове шесть человек в синих комбинезонах. Из кабины медленно вылезает полный танкист. — Командир восемнадцатой бригады подполковник Котов. Со мной командиры батальонов. Пока нет комдива, ориентируемся на местности, делимся новостями. А вой снарядов со стороны противника все усиливается. Расшевелились и наши артиллеристы. Шипят, посверкивают «катюши». На северном берегу Вори поднимается темное облако. Слышатся длинные очереди пулеметов. Бежим в ближайшие щели. Такие перестрелки — огневые дуэли — обычно непродолжительны. И верно, через четверть часа стрельба стихает. — Появляться опасно. Зорко следит немец! — предупреждает генерал, подходя к нашей группе и показывая в сторону врага, Перебегаем к кустарнику и попадаем в ход сообщения, а по нему — в первую траншею. Танкисты снимают комбинезоны. Непрерывно посвистывают пули. Мы надеваем каски. Осторожно приподнимаемся, смотрим за реку. В километре немецкая траншея. Она кажется безжизненной. Во многих местах воронки, а может, и окопы, беспорядочно разбросанные по полю. Врага не видно, но мы знаем, он пристально ловит каждое наше движение. Командир стрелковой роты показывает, откуда безопаснее всего можно осмотреть реку. Успех совместных действий дивизии и танковой бригады зависит в конечном счете от того, переправятся ли танки через Ворю. Вот почему всех интересует эта неширокая медлительная речушка. По непрерывной траншее выходим на опушку леса. От деревни река идет к нам ровной лентой, потом воды ее будто упираются в обрывистый берег и, отражая высокий лес, величаво уходят влево. Воря и ее долина видны как на ладони. Мы обсуждаем все варианты будущего боя. Быстро промелькнула ночь перед наступлением. И вот уже гремят сотни орудий. О, это совсем не то, что было восточнее Угрюмовских высот и на реке Наре! Над нами проносятся три девятки «илов». Потом, прижимаясь к вершинам леса, по трое возвращаются штурмовики, преследуемые «мессершмиттами». Едва только показываются немецкие бомбардировщики, как на них набрасываются наши истребители... Первые доклады. 1314-й полк выдвинулся к реке левее шоссе. 1316-й находится у реки южнее и юго-западнее деревни Шатеши. В местах бродов дно и берега реки минированы, в воде много малозаметных препятствий. Но вот уже 1314-й зацепился за противоположный берег. Противник давит наступающих огнем минометов и артиллерии. — Рывком вперед! На бугры! — распоряжается комдив и обращается к начальнику артиллерии: — Прикройте их понадежнее. 1316-й доносит, что его батальоны тоже переправились через реку и залегли под сильным огнем врага. Идет бой равного с равным по силе. — Все ясно, — говорит генерал Селезнев. — Враг обязательно попытается сбросить нас за реку. А мы примем все меры, чтобы захватить оугры и удержаться. Все ясно. Однако надо побеспокоиться и о завтрашнем дне. Поезжайте, товарищ Соболев, в штаб и организуйте там все, что надо для устройства танковых переправ. За ночь саперы успевают навести переправы, а танкисты и артиллеристы — перейти через реку. Новый день начинается артиллерийской перестрелкой восточнее шоссе. Дуэль перерастает в сплошную канонаду. Фашисты пытаются своим огнем сорвать нашу атаку, а мы — подавить этот огонь. В воздухе тоже завязываются бои. С исходных позиций вырываются наши танки и уходят за бугры, увлекая за собой пехоту. У шоссе видны яркие вспышки. Несколько наших танков останавливаются. Две машины горят. Остальные ищут укрытия за холмами. С поросшей лесом и кустами безымянной высоты появляются две группы гитлеровских танков по пятнадцати единиц. Наши противотанковые орудия успевают подбить три танка "и зажечь один. Генерал Селезнев приказывает артиллерии подготовить подвижный заградительный огонь и вызвать на помощь штурмовиков. Мощный удар нашей артиллерии длится примерно пять минут. Этого оказывается достаточно, чтобы ненадолго сковать танки противника. Командир бригады Котов перебрасывает за это время на опасное направление четыре KB и три «тридцатьчетверки». Контратака противника отбита, но и бригада, к сожалению, ослаблена. — И когда только мы избавимся от «малюток»! Все потери за счет их! —досадует Котов. «Малютками» танкисты называют машины Т-60 и Т-70 — слабенькие танки с незначительной броней и легким вооружением. Таких машин в бригаде еще более половины. В течение всего дня бой проходил с неослабевающим напряжением. К вечеру 1314-й полк разворачивается вдоль шоссе фронтом на восток и правым флангом ведет бой с гитлеровцами, укрепившимися на северной окраине деревни Уполозы, 1312-й атакует противника у шоссейной дороги, 1316-й полк окончательно овладевает Шатешей. Начальник разведки дивизии майор Христофоров доставляет пленного танкиста. «Язык» сообщает, что их танковый батальон спешно возвращен с железнодоро ной станции, куда уже были поданы платформы для погрузки. Держитесь, боевые друзья на Юге! Мы помогаем вам, чем можем! Бой временно затихает. Армия переводит дух. 17-я дивизия сдает свою полосу ЗО-й гвардейской дивизии и выходит в резерв фронта. Одни сутки — на устройство, и пошла боевая учеба. Мы получаем маршевые роты, пополняем части техникой, отмываем окопную грязь, латаем обмундирование. — Укомплектуемся, вооружимся, попаримся в баньке— и прямехонько на Волгу, —уверяет один из командиров. Хорошо бы так. Но события складываются для меня самым неожиданным образом — срочно вызывают в штаб фронта. Начальник штаба генерал Соколовский называет меня дезертиром за то, что ушел из разведки. Но Соколовский все же корректен. А начальник разведотдела штаба полковник Ильиницкий совсем не стесняется в выражениях. Высказав все, что он думает о моем поведении, полковник кончает свой монолог фразой: «А в разведку тебя вернем!»
Отправлено: 02.12.10 14:40. Заголовок: Вот так вот. Отвлек..
Вот так вот. Отвлекали от Сталинграда. Хотя, когда относительно много знаешь про те бои, читать очень интересно. Очень надеюсь найти книгу Толконюка. Судя по воспоминаниям, он генерал без особых "изгибов" и его воспоминания должны быть интересными.
Отправлено: 02.12.10 15:22. Заголовок: А это выдержка из ме..
А это выдержка из мемуаров Лыкова Ивана Семеновича "В грозный час". Он был комиссаром танкового батальона 18 танковой бригады в первой половине 1942. Достаточно интересно описывает бои в районе Березок в марте 1942. http://militera.lib.ru/memo/russian/lykov_is/index.html<\/u><\/a>
Отправлено: 02.12.10 20:34. Заголовок: Лыков и.с. начал ВОв..
Лыков и.с. начал ВОв участвуя в контр ударе 5 и 7 мк в р-не СЕННО-ЛЕПЕЛЬ.в составе 17Тд ,5 МК. 42ОМИБ в составе 7МК так же участвовал в этом контрударе,тем более одна из рот б-на участвовала в обороне ОРШИ./минирование и взрывы объектов народного хозяйства.
Отправлено: 03.12.10 02:48. Заголовок: О командирах дивизии..
О командирах дивизии.
Командир 50 стрелковой дивизии генерал-майор Лебеденко Никита Федотович. Соболев пишет про него малость с юмором (хотя какой там юмор), как о самодуре. Кстати, Лебеденко в 1942 году было всего 43 года и на возраст Буденного он явно не тянул. Однако "Красное Знамя" за наступление получил. По описанию 50 СД освободила 18 населенных пунктов и 120 кв.км. территории (интересно где ???). Много немцев уничтожили и прочего чего..
Командир 113 стрелковой дивизии генерал-майор Алехин Евгений Степанович. Орден "Александра Невского" за наступление. Освободили 13 населенных пунктов, много чего и кого уничтожили. Командир на переднем крае показывал продуманость, мужество и бесстрашие. Судя по потерям этой дивизии, мужество показывал не только комдив.. Интересна и судьба командиров полков этой дивизии, но об этом чуть позже.
Командир 160 стрелковой дивизии полковник Седулин Эрнест Жанович. Орден "Красного знамени" за наступление. Про достижения дивизии написано относительно скромно (в реальности дивизия практически никуда не продвинулась). Отражала контратаки силой до полка (интересно где), освободила 5 населенных пунктов. Трофеи даже в наградном относительно скромные. Но комдив был волевым и решительным.
Отправлено: 05.12.10 14:45. Заголовок: По 17 стрелковой див..
По 17 стрелковой дивизии.
Что нашел.
Сначала мне казалось, что генерал-майор Селезнев Дмитрий Михайлович снят с командования дивизии 24 сентября 1942 года за неудачи в наступлении. Но, думаю, что я ошибался. Пока не знаю, что Селезнев делал в октябре-ноябре 1942 (наверное был заместителем командующего фронтом (армией)), но с декабря 1942 он пошел на повышение, сменил в ходе "Марса" неудачно командующего генерала Тарасова на посту командующего 22 армии, которой потом командовал до марта 1943. А после с апреля по май 1943 командовал 4 ударной армией. И снят с нее официально по болезни. Что вполне могло быть.
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 5
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
<\/u><\/a>
<\/u><\/a>
<\/u><\/a> 
<\/u><\/a> 
<\/u><\/a>
<\/u><\/a>
<\/u><\/a>
<\/u><\/a>
<\/u><\/a>
<\/u><\/a>
<\/u><\/a>
<\/u><\/a> 
<\/u><\/a> 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
